Русский фашизм в зеркале русского большевизма: натаска фашистских «крошек»

От редакции
Настоящее иследование соответствует тематике сайта “Вопросы истории Русской Зарубежной Церкви”, так как фашистские взгляды были популярны в правой и крайне правой среде, составлявшей паству Русской Зарубежной Церкви. Статья была опубликована в Acta Universitatis Talliensis. Таллин, 2012. С.122-131.

From Editors
‘Russian Fascism in the Mirror of Russian Bolshevism: Coaching Fascist Kids” by Irina Beloborovtseva (Tallinn).
The All-Russian Fascist Party was active in Harbin, Manchuria during the 1930s. Much of the movement’s propaganda and ideological literature was so similar in style, structure and content to that of the Bolshevik Party in the homeland as to render the two almost indistinguishable, save for the substitution of a few key terms (e.g.,”Communists” for “Bourgeoisie”).

But the AFP exceeded the Bolsheviks in one conspicuous way. While the USSR did not establish politically oriented children’s brigades until the 1960’s, the Fascists of Harbin devoted much time and ink to such projects during the 30s. The Fascist literati appropriated and politicized Russian folk tales and staged original plays in order to inculcate the early and fervent political engagement of the “Union of Fascist Crumbs,” as the troops were called. The surviving literature is the most interesting artifact of the activity of the All-Russian Fascist Party.

The present research pertains to the theme of our website, Historical Studies of the Russian Church Abroad,” insofar as Fascist views were popular among the right and far-right segments that formed part of the flock of the Russian Church Abroad. This article was published in Acta Universitatis Talliensis. (Tallin 2012): 122-131.

Утверждение о том, что большевизм/коммунизм и фашизм представляют две стороны одной медали, к сегодняшнему дню стало общим местом. Соглашаясь с Лео Шпитцером, убежденным в том, что «история идей и важных семантических понятий в области культуры может быть описана на основании анализа их языкового выражения»[1]Цит. по: <Иванов Вяч. Вс.> Предисловие редактора английского издания // Ронен О. Серебряный век как умысел и … Continue reading, интересно показать, что и идеологические конструкции, и особенности нарратива, и знаки и символы русских фашистов 30-х годов представляли собой своеобразную эклектику, нечто промежуточное между идеологией фашизма итальянского и немецкого, с одной стороны, русской дореволюционной идеологией, с другой, и коммунистической идеологией, с третьей. При этом последняя играла решающую роль.

один из сегментов истории русского фашизма 30-х годов, касающийся специфики его самовыражения. Однако в начале статьи уместно сказать об алгоритме деятельности Всероссийской Фашистской Партии (далее ВФП) в Харбине, который можно определить как заимствование и адаптацию определенных явлений культуры, политических движений, риторики и т.д., восходящих главным образом к Советскому Союзу и дореволюционной России. Мифологизация как неотъемлемая часть советской культуры (ср., напр., конструирование мифа о коллективизации как варианте проявления русской соброности) приобретала в культуре русского фашизма характер зеркального отражения.

Исследователями были отмечены попытки фашистской партии в Харбине[2]Далее под общим названием «Всероссийская Фашистская Партия» фигурируют организации русских фашистов на … Continue reading выстраивать структуру и мероприятия своей организации по аналогии с советскими, «в противовес» им: именно так, «в противовес» первомайским собраниям коммунистов, готовилось открытие высшей Партийной школы, организовывались первомайские собрания (ВФП); ее высший орган, вначале названный Верховным Советом, позже был переименован в Центральный Комитет; антитезой «Азбуке коммуниста» (1921) Н. Бухарина была «Азбука фашизма» (1834) Г. Тараданова, написанная при участии В. В. Кибардина; друг друга русские фашисты называли соратниками (по аналогии и в отличие от советского «товарищи»).

Идеологи ВФП и не скрывали, что заимствуют риторику у своих злейших врагов. Так, некто М.И. призывал в журнале «Нация», органе печати ВФП: «Учитесь у противника. Ленин о составе и задачах революционной организации. Ленин о революционной практике в момент затруднения власти: вывод: достаточно заменить слово “буржуазия” словом “коммунизм” и слова “буржуазный строй” словами “коммунистический строй”»[3]М.И. Библиотека русского нациста // Нация. 1934. № 4. С. 24.. И лозунг в журнале «Нация» – «Русские! Мы сами кузнецы нашей национальной свободы!»[4]Нация. 1934. № 8/9. – тоже прочитывался как заимствование из песни Ф. Шкулева «Кузнецы», написанной в революцию 1905 г.: «Мы кузнецы, и дух наш молод…».

К этой попытке создания своего нарратива на фрагментах и аллюзиях чужого вполне применим вывод Ирины Сандомирской: «Эта преемственность тем более интересна, что проходит не по линии рациональных политических программ – здесь, наоборот, антагонизм полный. Она проходит по линии мифа и соответствующих правил словоупотребления»[5]Сандомирская И. Книга о родине: Опыт анализа дискурсивных практик // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 2001. Sd. 50. S. 22 … Continue reading.

Но если люди, умудренные жизненным опытом, со сложившейся системой убеждений, непоколебимой шкалой ценностей, к тому же располагавшие достаточной информацией, понимали фарсовый характер русского фашизма[6]Так, отвечая на приглашение присоединиться к международной Академии христианского социализма (International Academy … Continue reading, то имелась аудитория, которой идеологию ВФП легко было представить как романтическую, самоотверженную борьбу за национальные и религиозно-нравственные ценности – этой аудиторией были дети с их неискушенным сознанием, легко впитывающим любые мифы.

Это актуально и для советского воспитания, где, по справедливому утверждению Катрионы Келли, «уже с начала 1930-х годов <…> на подавляющее большинство советских детей так или иначе оказывалось патриотическое воспитательное воздействие», в котором огромную роль играла государственная политика, направленная на социализацию детей посредством обучения, вовлечения в политические организации (такие, как пионерское движение) и пропаганды (включающей литературу для детей, школьные учебники и визуальные средства, например плакаты)»[7]Келли К. «Маленькие граждане большой страны»: нтернационализм, дети и советская пропаганда //Новое … Continue reading.

Однако организации для самых маленьких (октябрятские организации) были созданы в Советском Союзе только в 1960-х годах, так что здесь русские фашисты, обычно подхватывавшие и переиначивавшие все, что делалось на социалистической родине, намного опередили СССР – в 1934 г. в Харбине был основан «Союз фашистских крошек» – организация для детей от трех до десяти лет[8]Кроме организации для самых маленьких – от 3-х до 10 лет – при ВФП существовали Союз юных фашистов – Авангард, … Continue reading. Конструированию некоторых мифов именно для этой специфической аудитории посвящена настоящая статья.

У «фашистских крошек» был свой марш, своя газета «Крошка», свои заповеди. С ними проводили специальные занятия, им адресовалась особого рода литература. «Неутомимая фашистская писательница соратница Пац-Помарнацкая», как называли активного автора пьес для детей газ. «Наш путь» и журн. «Нация», наводнила последний своими произведениями, действующими лицами которых были фашистские крошки.

В одноактной пьесе Н. К. Пац-Помарнацкой «Именины крошки Наташи» действуют пять персонажей: Крошка Наташа, Бабушка, 1-я крошка, 2-я крошка и Крошка-мальчик[9]Трудно дистанцироваться от мысли о том, что само понятие «крошка» было подхвачено русскими фашистами из … Continue reading, однако, согласно ремарке, пьеса легко может трансформироваться в массовое действо: «По желанию может быть введено неограниченное количество детей»[10]Пац-Помарнацкая Н.К. Именины крошки Наташи // Нация. 1936. № 1. С. 53. Далее ссылки на текст пьесы даются в скобках … Continue reading. Сценическое произведение демонстрирует принципиальную дидактичность. Почти в самом начале пьесы 1-я крошка задает вопрос: «Бабуся, о чем мы будем разговаривать?», и далее именины превращаются в урок фашизма, в который с радостью включаются остальные дети. Отвечает на вопрос, впрочем, не бабушка, а 2-я крошка: «Давайте говорить о нашем любимом фашизме?» Ее предложение встречают с восторгом: «Все. Браво, браво! Как весело! (Хлопают в ладоши.)» (53).

Дети начинают объяснять, чье имя и почему носят их подразделения «Союза фашистских крошек», – они именуются то «десятком», то «очагом». Наиболее занимательны именно эти разъяснения, насыщенные риторикой национального самосознания: так, имя тургеневской героини Лизы Калитиной «фашистские крошки» приняли потому, что эта «чудная русская девушка, очень добрая, любящая больше всего Бога, Россию и всех людей» (53), ушла молиться за них в монастырь. Название очага «Сказка о спящей царевне и семи богатырях» обнаруживает у соратницы Пац-Помарнацкой свое символическое значение: «Злая мачеха и баба Яга – это большевики-коммунисты. Царевна – наша Родина – Россия, а Царевич наш светлый вождь, и мы, фашисты, спасем Россию» (54), и т.д. Символическое значение придается и черной форме русских фашистов, которая представляет собой не что иное, как «траур по нашей Родине, которая так страдает» (54). Отношение к сказке, кажется, единственная позиция, в которой детская литература, инспирированная деятельностью ВФП, расходится с установками советской детской литературы этих лет[11]В СССР уже с 1920-х гг. ведется наступление на «волшебную» сказку как «наиболее вредную книжку». Сказка … Continue reading.

Рассказ о фашистах, как и вообще вся риторика ВФП, в разговоре детей с бабушкой сосредоточивается на противопоставлении их коммунистам. Для большей понятности предмета разговора действующих лиц акцент ставится на трагических судьбах детей в СССР (подобно тому. как в Советском Союзе драматические и трагические ситуации, в которые попадали дети, всегда происходили за рубежом): «<…> самых лучших людей они <коммунисты> убивают, а детей отнимают у родителей и отдают их в детдомы <так!>, но там очень плохо, дети убегают и делаются беспризорниками, преступниками, а большевики их расстреливают» (54).

Так же как на особой роли личности выстроена большевистская риторика, в детской пьесе объясняется, кто такой Константин Владимирович Родзаевский с упором, как и в советском варианте, на то, что он живет здесь, «среди нас» (ср. в поэме В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин»: «Он, как вы / и я, / совсем такой же»; «Он вместе, / учит в кузнечной пасти…»).

Оптимистический детский возглас «Ах, как хорошо!» объединяет в триаду наиболее важные для ВФП понятия: «Слава Богу, что мы – фашистские крошки! Слава России!» – православие, фашизм и патриотизм.

В самом конце пьесы находится место и бабушке, которую спрашивают, относится ли она тоже к «фашистским крошкам», на что та с умилением и гордостью отвечает: «Ишь ты, шалунья! Ну, да ведь ты не хочешь меня обидеть. Да, впрочем, старенькие и маленькие почти одно и то же. Пусть я буду крошка, но все-таки фашистская крошка» (55).

Дидактичность – онтологическое свойство детской литературы, однако в данном случае ей сопутствует политическая ангажированность, назойливость, отсутствие какого бы то ни было сюжета и образности. Попытки включить в повествование народные и литературные традиции оборачиваются сентиментальностью и одномерной символикой. Пьеса не выдерживает сравнений с советской детской литературой 30-х годов, скорее можно говорить о некотором совпадении интенций с детской литературой, создававшейся в Советском Союзе десятилетием раньше, вернее, о тех рамках, в которые пытались поместить детскую литературу чиновники от просвещения. Сверхзадачей новой советской литературы для детей провозглашалась в то время не образность и не сюжетность: «<…> было бы ошибкой думать, что и “художественная детская книжка” – это непременно беллетристика или поэзия, спустившаяся с олимпийской высоты до уровня дитяти <…>», – писал член Главлита[12]Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит) было создано в системе Народного … Continue reading Н. Ф. Чужак в тезисах к докладу «Детская литература». Говоря о «диалектике детской книжки», он выдвигал задачу иного, нежели прежде, наполнения понятия «художество», акцентировал его новый, истинно марксистский смысл: «Пора уже марксистам бросить представление о том, что художество есть какое-то таинственное “преломление действительности” через “призму прекрасного”, воспринимаемое зрителем или читателем путем т.н. “эстетического наслаждения”»[13]Чужак Н. Детская литература: Тезисы. Диалектика художественной детской книжки. (РГАЛИ. Ф. 340. Оп. I. Ед. хр. 10. Л. 3)..

Этот и прочие тезисы Чужака резонируют с пьесой Пац-Помарнацкой, которую легко можно рассматривать именно как воплощение основных принципов, поименованных Чужаком в гл. «Наша установка» и, как можно понять по драматургической практике образцовой соратницы ВФП, ею всецело разделяемых: «А. Воспитание на борьбе (классовый актуализм, воля к переустройству). Б. Трезвый учет действительности[14]Этому соответствует, напр., трогательное подчеркивание в пьесе места проживания фашистов: «<…> живем в … Continue reading. <…> Участие в современности <…> Быт современья (политический и социальный)»[15]Чужак Н. Детская литература: Тезисы. (РГАЛИ. Ф. 340. Оп. I. Ед. хр. 10. Л. 1)..

Риторика непременного противостояния, борьбы на уничтожение противника, пропаганда своих идей на фоне отсутствия информации об идеях противников – все эти и другие аналогичные характеристики были одинаково востребованы как советской детской литературой, так и произведениями русских фашистов. И для тех, и для других актуальной была установка на реалистическую детскую книгу (иной вопрос, чтό при этом понималось под реализмом), которая в упрощенной и приспособленной для ребенка форме доносила бы до детской аудитории основные идеологические концепты: «Нам нужны такие формы детской книжки, которые были бы наилучшими агентами наших задач, то есть: давали бы действительное представление о жизни, воспитывали бы волю к строительству, к действию, и – были бы надежными проводниками коллективизма»[16]Там же. Л. 8..

Но и здесь, как и во «взрослом» нарративе, русские фашисты не были последовательны. Если основной пафос литературной борьбы для Н. Ф. Чужака (после выступления Н.К. Крупской, председателя научно-методической секции Государственного ученого совета – ГУСар – Наркомпроса, а также ее сторонников, напр., А. Барто, Б. Бухштаба и др.) был направлен против сказки с ее «волшебным, извращающим действительность уклоном»[17]Чужак Н. Детская литература в 1925 году (РГАЛИ. Ф. 340. Оп. I. Ед. хр. 36. Л. 65)., то Н. К. Пац-Помарнацкая в следующей пьесе «Три елки» прибегает к помощи феи, которая, олицетворяя судьбу, приводит на елку к «фашистским крошкам» главных действующих лиц, Таню и Ваню, восторженно фею-судьбу благодарящих: «О сколько радости, добра, Фея, вы доставили нам!»[18]Пац-Помарнацкая Н. К. Три елки // Нация. 1935. № 12. С. 60.

Как известно, «поучительная, идеологически насыщенная, или, как у нас принято говорить, “идейная” словесность легко переводится на язык антихудожественных схем-концептов»[19]Энштейн М. Постмодерн в русской литературе. М., 2005. С. 168.. Это высказывание теоретика постмодернизма приложимо и к детским пьесам членов ВФП, написанным убогим языком, с анахроничными восклицаниями «О!» и «Ах!», пьесам, лишенным художественности. Адресованные детям, эти произведения составляют один из сегментов русского фашизма, суть которого его первый исследователь определил как трагедию и фарс[20]Термин «фарс» по отношению к русскому фашизму предложен в: Stephan, John J. The Russian Fascists: Tragedy and Farce in Exile, 1925-1945. NY: Harper … Continue reading. Детская драматургия относится к его фарсовой ипостаси.

• Вл. Лебедев, У колыбели одного фашизма: русский фашизм — орудие военной политики Японии