Юго-Восточный Собор 1919 года – рецепция постановлений Поместного Собора 1917-1918 гг.

От редакции РПЦЗ: Обзор

Меньше чем за полгода область новейшей истории Русской Церкви, сама по себе не изобилующая специалистами, лишилась двоих ярких представителей – Д.П. Анашкина и В.С. Русака. На этом печальном фоне обнадеживает интервью с Юлией Александровной Бирюковой доцентом Донского государственного технического университета (Ростов-на-Дону), старшим преподавателем Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (Москва).

В мае этого года отмечается столетие со времени проведения в контролируемом Вооруженными Силами Юга России ген. А.И. Деникина Ставрополе-Кавказском Южно-Русского Церковного Собора. Этот Собор 1919 г. имеет большое значение для Русской Зарубежной Церкви, так как стал промежуточным звеном между Всероссийским Поместным Собором 1917-18 гг. и Первым Всезарубежным Собором 1921 г., значительная часть его членов оказались в эмиграции. Интересно, что Юго-Восточный Собор продемонстрировал высокий уровень ответственности в отношении политических выступлений от лица Русской Церкви, который ещё долго не наблюдался впоследствии, в эмигрантской среде. Встречаются различные упоминания о Соборе в эмигрантской печати. В частности, Е. Махараблидзе упоминает об одобрении святейшим Патриархом Тихоном решений Собора, из чего можно сделать вывод о влиянии опыта объединения епархий на территориях, контролируемых антикоммунистами на появление указа свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета за номером 362 от 7/20 ноя. 1920 г. Таким образом выход в 2018 г. монографии Ю.А. Бирюковой в издательстве Ново-Спасского монастыря носит первооткрывательский характер [1]Юго-Восточный Русский Церковный Собор 1919 года / сборник документов под редакцией Ю. А. Бирюковой. М.: … Continue reading Сборник содержит все документы, которые можно было выявить о соборной работе – материалы подготовительного периода, пленарных заседаний, периодической печати, характеризующие дух эпохи и отзывы современников. Предлагаем Вашему вниманию интервью с замечательным автором этого труда, специалистом по истории Русской Церкви на юге России в годы революции, гражданской войны и довоенный период.

Юлия Александровна, спасибо большое, что вы нашли время побеседовать с нашими читателями. Я рад, что наше общение, которое уже было начато посредством интервью и статьи о Южно-Русском Соборе, на нашем сайте продолжается. И собор 1919-го года, насколько я понимаю, был до последнего времени малоизвестным. В прошлом о нем писали эмигрантские церковные историки – например, о. Михаил Польский в «Каноническом положении Русской Церкви на родине и за рубежом». Но сейчас у нас, за рубежом, мало кто о нем вспоминает. А вот в мае этого года Ставропольская епархия РПЦ проводит специальную конференцию, посвященную Собору. То есть, интерес к нему растёт. И получается, что вы ведущий специалист сегодня по этому Собору. Правильно?

Наверное, раз уж Вы мне присвоили это звание, пусть будет. Надо сказать, что, конечно, вышедший сборник документов и материалов Собора и целый ряд публикаций, а также предстоящая крупная конференция и торжества в Ставрополе говорят о том, что все-таки к Собору проявляется пристальное внимание, которого до сих пор, безусловно, не было. Хотя, конечно, его наследие известно довольно давно. С 30-х годов 20-го века, когда его деятельностью занялся антирелигиозный деятель Кандидов Борис Павлович. Конечно, он изучал его деятельность, исходя из своих мотивов антирелигиозной деятельности. Уже в наши дни к деятельности Собора обращались историки. Можно отметить две публикации священника Н. Крячко и статьи Андрея Александровича Кострюкова. Ну и упоминал его ряд авторов. Но надо сказать, что конечно этого было не достаточно. То есть, наследие как бы известно, но особого внимания и интереса к нему не было. Он не ощущался, как значимое событие истории. И никогда не был опубликован весь комплекс документов Собора, систематизированный, проработанный с точки зрения археографии, снабженный научно-справочным аппаратом, а самое главное, представленный в контексте эпохи, в контексте того времени. Наверное,  таким образом наследие Собора не изучалось никогда.

Юлия Александровна, можно здесь тогда нам сделать такую развилку, говоря про контекст эпохи, и рассмотреть ставропольский Собор, как нечто вроде сессии Собора 1917-18-го годов. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

По сути да. Я с Вами согласна. Дело в том, что не я первая так думаю. Я опираюсь на представление, существовавшее в 1919-м году. То есть, современники рассматривали Собор именно как продолжение Всероссийского Поместного Собора, прерванного, но не прекращенного, по их глубокому убеждению. То есть, они надеялись, что когда-то связь с патриархом, Высшим церковным советом и Священным Синодом будет восстановлена, что Всероссийский Поместный Собор, разогнанный большевиками, продолжит свою работу. Люди верили в это. Всем хотелось надеяться, что смута временна, что она прекратится и все восстановится. Поэтому на территориях, которые не были еще подвластны советской власти, нужно было как-то продолжать жить, продолжать строить церковную жизнь. Самое интересное, что в такую непростую эпоху, когда идет гражданская война, и как раз на территориях южных епархий России, в это время собирается Юго-Восточный русский церковный Собор, который в основном занимается чисто церковными вопросами. Конечно, он принял ряд воззваний, в которых можно проследить какую-то политическую линию, но я бы сказала, что это не главная его задача, но его побочная деятельность. Основная задача – это конечно устройство церковной жизни на территории южных епархий, которые находились, под контролем войск генерала Деникина и еще пользовались свободой и независимостью. А мы понимаем, что происходило на территориях, контролируемых уже большевиками.

Юлия Александровна, я студентам говорю, что фактически Русская Зарубежная Церковь появилась после появления линии фронта гражданской войны, потому что совершенно разные сознания у людей, оказавшихся в Москве и Петрограде, и у людей на территориях белых армий. Было ли у соборян какое-то ощущение, что это может быть порядок на многие долгие годы? Что, допустим, юг будет как Тайвань? Вот он остался националистическим китайским. Что вот юг будет также контролируем долгие годы? Или не прослеживается такое чувство, что это разделение может быть надолго?

Вы знаете, не прослеживается. Прослеживается надежда на то, что войска Деникина пройдут вглубь России, отвоюют эти территории и территориальная целостность будет восстановлена. Мир будет восстановлен здесь и Южная церковь воссоединится с Патриархом, и ВВЦУ передаст свои полномочия полностью Патриарху, а Юго-Восточный русский церковный Собор вернет Поместному Собору на время взятые в особых условиях полномочия. Вот такая мысль четко прослеживается. Возможно, позже уже в Крыму было ощущение приблизившегося конца, но в тот момент добровольцы верили в победу.

Понятно. А, в общем-то, отсылки к Собору 1917-го года в материалах ставропольского Собора встречаются часто, и количество участников Собора 1917-го года там было значительное.

Да. Из 59 участников Юго-Восточного Русского Собора 30 – участники Всероссийского Поместного собора. То есть, половина, даже на одного больше.

Они с уважением относились к Собору 1917-го года? Не было ли какой-то попытки ревизии, какой-то полемики. Вот того, что в какой-то степени произошло в эмиграции, какой-то корректировки решений. Например, политизации решений. В 1921-м году Всезарубежный собор фактически пошел вразрез с линией аполитичности Церкви, обратившись к Романовым с просьбой восстановить династию. А вот такого рода движения прослеживаются на Ставропольском Соборе?

Вы знаете, такая позиция контрастирует не только со Всероссийским Поместным Собором, но и с Юго-Восточном. Вообще с церковной политикой на юге России. Вот там как раз очень боялись политических выступлений и вовлечения Церкви в политику. Ну, во-первых, почему? Потому что белые силы были достаточно разнородны в политическом отношении. То есть, там были все те, кто против большевиков. Даже умеренные левые. И вот как их объединить? Скорее всего, белое движение и потерпело неудачу из-за такой чрезмерной «разношерстности». Это один из факторов. И как должна была себя вести Церковь? Ну, во-первых, в политическом отношении понятно было только одно: она не на стороне красных. Потому, что это совершенно иная в духовном отношении сила, сила противоборствующая, сила, желающая смести с лица Земли христианскую веру в принципе, и уничтожить Церковь. Но что касается других политических сил, Церковь понимала, что разбираться в них – не её дело. Это дело народа, частное дело её членов. Христос же не стал поддерживать ту или иную политическую партию. И даже не стал призывать иудеев к борьбе с Римской властью. И вот по образу Учителя, Церковь на Юге заняла вполне духовную позицию – не нарушать своим вмешательствам достигнутый, очень шаткий, баланс сил, не выступать на стороне одной из них. Иначе Церковь противопоставила бы себя, свою деятельность, другим сторонам. В этом смысле, её позиция была близка политике командования Добровольческой армией, и Церковь находилась в согласованности с белым правительством. И второй момент – Церковь очень боялась политизации своей деятельности и, соответственно, поступала достаточно осторожно. А перетянуть на свою сторону её хотели многие. Но она заняла сдержанную позицию и всякий раз подчеркивала, свой надпартийный и аполитический характер – это отражено в документации Собора. В воззваниях  к разным силам – казачеству, красным… – она подчёркивала, что её главная задача – это духовное возрождение России, которое явится залогом ее возрождения политического и государственного. Вот это главное за что радела тогда Церковь. Эту позицию старалась выдерживать.

Среди соборян были, конечно, и политизированные люди. Вот тот же известный священник Владимир Востоков, постоянно пытался направить Собор на принятие политических решений. У о. Владимира ощущается нота осуждения Собора, патриарха и Церкви в целом, за эту сдержанность, даже за недостаточное осуждение революции, за то, что она не хочет осудить советский строй. Он выражал это достаточно резко. Ему стали возражать. Во-первых, патриарх Тихон, горячо выступил тогда еще не об аполитичности, а с осуждением братоубийственной революции, убийства духовенства. Причем, на Соборе было отмечено, что для патриарха это действительно подвиг, сравнимый с подвигом патриарха Ермогена. Но если члены Юго-Восточного Собора,  находящиеся в безопасности, под защитой белых, выступят с тем же самым, здесь подвига никакого не будет. И это будет не убедительно, даже неправильно. На этом все и закончилось. Выступления Востокова были восприняты как глубоко маргинальные, его даже лишили слова. Даже позже созданное ВВЦУ к нему относилось довольно отрицательно, называя его «вторым Илиодором, хотя и в обратную сторону», Илиодором наоборот (из-за ненависти к Г.Е. Распутину).

Так что получается, что собор 1917-1918 года упоминается с полным к нему пиететом?

Не то слово. Начнем с того, что Юго-Восточный Собор не вырабатывал свой собственный устав. Он воспользовался уставом работы Всероссийского Поместного Собора, и во всех спорных вопросах всегда обращался к его практике – выясняли, а как было на Поместном Соборе в подобных случаях. Так что здесь нужно говорить о полной рецепции – усвоении в новых условиях всех его достижений. Это же касалось и учреждения высшей церковной власти. И структура Юго-Восточного Собора была построена аналогично. Во многом скопирована, лишь с поправкой на масштаб. Это общее собрание и архиерейское совещание. Право решающего голоса не только у архиереев, но и у прочего духовенства и мирян. Также епископское совещание могло опротестовать любое решение. То есть, последнее слово было за епископами. И даже первоначально присваивалось наименование «поместный» – Юго-Восточный Поместный Собор. Но потом от него все-таки отказались.

Вы не помните, сколько членов собора оказались в эмиграции?

Из 11 архиереев 4 оказались в эмиграции. Если брать духовенство в целом, то большинство осталось. Точно известно, что 7 членов Собора от приходского духовенства эмигрировало. Но одни из самых ярких его представителей. Большинство оставшихся были репрессированы. Да и многие миряне оказались в эмиграции. Если рассматривать Временное высшее церковное управление, тот состав, который был избран на Соборе, то большинство его членов осталось в России. Все архиереи: архиепископ Митрофан (Симашкевич), епископ Арсений (Смоленец), его потом судили…

Епископ Таврический Дмитрий (Абашидзе)?

Да. Из мирян – П.В. Верховский. Он, кстати, остался в Ростове-на-Дону и принял священный сан от епископа Арсения, и потом у него начались мытарства, несколько раз его репрессировали. И в 1943-м году в ссылке он скончался. А вот протопресвитер Г. Шавельский, прот. А. Рождественский и В.В. Мусин-Пушкин оказались в эмиграции.

Юлия Александровна, такой вот вопрос: значение Собора для Русской Православной Церкви, сегодняшней, разумеется. Или не только сегодняшней.

Во-первых, это сохранение соборного начала. Я считаю, что это самое главное его значение. Вот Поместный Собор 1917-18 гг. – это восстановление соборного начала. Даже не избрание патриарха главное его деяние, нет, а именно это. Во-вторых, это сохранение самого подхода к решению церковных проблем. Это важно вообще для Русской Православной Церкви, и это актуально сегодня, мне кажется. Это самое главное деяние Собора, которое сейчас не утратило своей актуальности. А именно активизация всей церковной полноты в решении проблем церковной жизни. Чтобы и приходское духовенство, и миряне –все имели реальное, не показное, участие в решении, и обычных церковных проблем, и ключевых церковных вопросов. То есть, уже не спускалось всё сверху, как в синодальный период, когда от приходов на местах уже фактически ничего не зависело. А если от человека ничего не зависит, то бессмысленно что-то делать, нет мотивации к творчеству. Это всё деструктивный процесс. После февральской революции пошел всплеск резкой активизации на местах, начались съезды духовенства и мирян, все могли участвовать в созидании церковной жизни, свободно высказываться. Надо отметить огромный энтузиазм, который этот процесс сопровождал. Он шел и в рамках подготовки Поместного Собора, и на самом Поместном Соборе, и на Юго-Восточном. Такое независимое, свободное выражение своего мнения, свободный творческий поиск решения назревших церковных проблем – это был очень ценный период истории Русской Церкви.

Для восстановления церковности, скажем так.

Да, можно и так сказать. Ведь процессы расцерковления русского народа шли задолго до революции. Не большевики это придумали.

Включение в церковную жизнь всей церковной полноты, восстановление соборного начала, конечно, было очень важно для последующего сохранения Церкви в условиях репрессивной политики советской власти. Мне кажется, имела место смена парадигмы, – можно так сказать. Смена мышления людей. Зона ответственности за судьбу Церкви стала распространяться и на обычных прихожан. Благодаря чему, может быть, и выжила Церковь. Простые прихожане, бабушки, женщины создавали двадцатки, наполняли храмы, хранили церковное имущество, участвовали в спасении духовенства, поддерживали его в ссылках и тюрьмах.

Кроме того, нужно отметить как значимые и процессы децентрализации церковного управления и разукрупнения епархий. Это входило в задачи Поместного Собора, и ещё ранее процессы разукрупнения шли, но достаточно вяло, и Поместный Собор это все, конечно, подстегнул… Эту линию продолжил Юго-Восточный Собор. И сейчас этот процесс продолжается.

То есть, какой-то задел был, какой-то стандарт, планка была поставлена. Пусть даже большинство членов Собора оказались за границей, но все-таки его деяния как-то осели на родине, несмотря на то, что вскоре информация о Соборе была потеряна.

Ну да, утрачена, и актуальность угасла, т.к. на первый план вышла проблема выживания. Но я согласна, что на мышлении людей это отразилось – появился идеал, так сказать, в организации церковной жизни.

И сейчас, наверное, не случайно заговорили о соборном наследии, я имею в виду и Поместного Собора, и в границах южных территорий – Юго-Восточного Собора. Сознание церковное требует этот опыт осмыслить, усвоить. Иногда говорят, что Поместному Собору ничего не удалось воплотить. Ну, позаседали. И что? И ничего, ничего не осталось, ничего не воплотили, не было возможности. Но Юго-Восточный Собор 1919 года – это разве не рецепция постановлений Поместного Собора?

Да. 

И то же ВВЦУ юга России, разве нет? То есть, продолжение было. Но сейчас, конечно, уже в новых условиях нужно изучать это наследие, выявлять то, что очень ценно и важно для нас, и воплощать творчески, в соответствии с современной ситуацией. И Церкви это ещё только предстоит, мы в начале пути.

Беседовал диакон Андрей Псарев