Интервью Миряне Московский Патриархат Политика Псарев Андрей, протодиакон Статьи Троянов, Т.И.

«Часто пытаются говорить не о главном, а о каких-то своих обидах и разочарованиях»

Secretan Troyanov

Жизененный опыт д-ра Троянова сформировался в русской диаспоре в Сербии и на Западе, Швейцарии и России.

Тихон Игорьевич Троянов родился в Белграде в 1932 году. Его отец Игорь Иванович Троянов 18-ти лет от роду служил в Черноморском флоте П.Н.Врангеля, а мать Ольга Тихоновна Шишкова, была теткой, по матери, будущего протопресвитера Александра Шмемана. Таким образом это интервью с Тихоном Игорьевичем значительно дополняет красок в «межюрисдикционную» палитиру, обрисованную, в интервью с его кузиной, Марией Александровной Йордан (ур. Шишковой,).

В 1945 г. Тихон Игорьевич попал с семьей в Швейцарию и в том же году, его отец окончивший богословский факультет Белградского университета, принял священство от рук Перевоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия.

Пожалуй, что в смысле карьеры Тихон Игорьевич смог достичь в Швейцарии максимального успеха возможного для человека со стороны – он успешный адвокат и один из основателей бюро Secretan Troyanov, представляющего солидных клиентов, как в Российской федерации, так и в Швейцарской конфедерации. Однако думая несколько месяцев спустя, о нашей встрече в Женеве, я вижу перед собой русского мальчика, волею событий двадцатого века, прожившего жизнь за границей.

Это интервью так же послужило для меня свидетельством еще об одном проекте важном для понимания РПЦЗ. Игорь Иванович Троянов был одним из основателей Народно Трудового Союза (НТС). Так же и Тихон Игоревич принимал в нем активное участие. С НТС были связаны и другие прихожане РПЦЗ от Австралии до Франкфурта. Поэтому представляется целесообразным лучше понять какое место эта организация играла в контексте идеологий, имевших место среди членов Русской Зарубежной Церкви.

Протодиакон Андрей Псарев, Гейнсвиль, Джорджия, США, 18 февраля, 2022 г.

 

Об отечестве («На Пасху не причащают»)

Т.И. Троянов у себя дома в Женеве во время беседы. Фото: протод. А. Псарев

Тихон Игоревич, мне хотелось бы начать наш разговор с событий русской революции с которыми непосредственно связано появление Русской Зарубежной Церкви. На мой взгляд жестокость и брутальность русской революции связана с теми проблемами, которые были в царской России, и в какой-то степени пропорциональна им. Без них не было бы такой гражданской войны и такой революции. Какое ваше мнение на этот счет?

Я считаю, что для того, чтобы понять русскую революцию… Во-первых, понять ее очень трудно, вообще, как вы знаете, “умом Россию не понять”. Ну, хорошо, все-таки иногда пытаешься.

Нужно это делать все-таки, да?

Да. Я лично считаю, что основная проблема России заключалась в том, в каком состоянии находилась Русская церковь в 17-м году. Я вам дам один простой пример. Мой дед Шишков, дворянин из хорошей аристократической семьи, жил в это время в Москве со своей семьей. Во время Первой мировой войны. Его два сына были офицерами Семеновского полка. И вот на Пасху во время войны приезжает к нему сын на несколько дней на побывку и говорит, то хотел бы пойти на Пасху на заутреню и причаститься. Что ему отвечает отец, как вы думаете?

У нас не принято на Пасху причащаться.

Вот. Он говорит не то, что не принято. Он говорит,  что на Пасху не причащают. Причем это церковный человек. Мой дед был очень церковным человеком, не глупым и с образованием. И он говорит, что пойдет поговорит со священником, и тот, может быть, разрешит. Слава Богу, священник оказался достаточно умным, чтобы понять, что человек, который приехал на несколько дней, может быть, перед смертью, и в крайнем случае его можно причастить. И его причастили. Но он был единственным в церкви, кто причащался в тот день. Я считаю, что когда церковь докатилась до такого состояния, то видимо не только она больна, но больна и страна. Сводить все к этому инциденту нельзя. Я вам напоминаю, что нельзя все сводить к отказу в причастии.

Не забывайте, что когда была свержена монархия, первое заявление синода было –«Свершилась воля Божия». Объяснять все в русской революции одним фактором абсолютно невозможно. Это было бы абсурдно. Но я считаю, что этот фактор, поскольку вы представитель церкви и задаете вопрос как священнослужитель…

Нет, меня в данном случае интересует просто ваше мнение… моя персона здесь не играет роли…

Если бы вы были экономистом, то, может быть, я бы подошел к этому по-другому. Но я считаю, что церковь докатилась до того, что в день Пасхи, когда Златоуст говорит «никтоже да изыдет алчай; вси насладитеся пира веры», в этот день отказывать людям в причастии – это значит, что фактически церкви больше нет. То есть, может быть она и есть, но в очень печальном состоянии. Я считаю, что этот момент, может быть, недостаточно был изучен у нас, потому что очень часто говорилось, что интеллигенция отошла от церкви, Толстой что-то там, то, се, пятое, десятое. Но насколько церковь была тогда церковью. Были исключения конечно. Был Иоанн Кронштадтский. Причем он как раз был за общее причастие, за постоянное причастие. Помните?

Да, он был весьма неординарный батюшка.

Я считаю, что этот фактор – поскольку мы все-таки говорим о церковной сфере – был, может быть, недостаточно потом оценен. Там что-то было абсолютно неадекватное.

О рассеянии («Евхаристия выше юрисдикций!»)

Потом эти люди, которые выросли в императорской России, оказались в рассеянии. У них появилась своя эмигрантская церковь. «Русский общевоинский союз» связывал всех членов русской армии Петра Николаевича Врангеля. Также появилась аналогичная церковь по всему миру, связывающая русскую политическую эмиграцию. Какие процессы с ними стали происходить в отношении церкви?

Видите, здесь произошло несколько разных процессов. Я не специалист по истории Зарубежной церкви.

Мне интересно ваше мнение, как человека прожившего в ней.

Я считаю что было несколько различных тенденций. Одну тенденцию я бы назвал белградской, поскольку хорошо ее знал. Это как бы возвращение в классическую церковь. Причем в такую активную, жертвенную, радостную. Но возвращение в классику.

Вы имеете в виду, в классическое христианство?

В церкви вернулись, так сказать, к классическим, длинным богослужениям – в классику. Скажем, мой отец, который был из неверующей семьи, но прошел через добровольческие армию и так далее, явно бросился в это все и в этом нашел свое призвание. И он и его друзья. В Париже был другой крен. В Париже была попытка как-то по-другому осмыслить православие. Как-то его оживить и найти какие-то более живые источники.

В церкви вернулись, так сказать, к классическим, длинным богослужениям – в классику.

Как вы знаете я двоюродный брат отца Александра Шмемана. Я его хорошо знал и много с ним разговаривал. Я одно время работал на радиостанции Свобода в Нью-Йорке, а он приходил туда раз в неделю записывать свой скрипт. Его мать между прочим моя крестная. И так как у нас были близкие отношения, мы с ним общались непринужденно, мы ходили потом обедать в соседнюю забегаловку вдвоем или втроем еще с одним знакомым. Это был несколько другой путь. Как вам сказать, в общем-то под другое осмысление православия, более открытое, более динамичное, более глубокое с их точки зрения. Харизматическое такое. То, что было у отца Сергия Булгакова скажем и вообще у многих парижан. И это надо сказать дало потом определенный вектор всему православию. Я как-то раз говорил здесь с профессором афинского богословского факультета и он мне сказал, что Шмеман был самым великим православным богословом 20-го века. Это его мнение. Между прочим, в России о. Александр пользуется огромным уважением. Когда я приезжаю в Россию, а там я прожил 14 лет, мне часто говорят, что был такой замечательный богослов Шмеман. Я говорю, что это мой двоюродный брат. Не может быть! Как, вы его видели!? У него тоже были свои крены. Знаете, я воспитывался в среде, где было очень много споров о юрисдикциях. Я пришел к заключению, что это обычно бесплодные споры, потому что люди часто спорят не о том, и толку от этих споров очень мало. Потому что люди часто пытаются не говорить о главном, а говорят о каких-то своих обидах, разочарованиях и тому подобном. Вот. Я не знаю насколько я ответил на ваш вопрос?

Да, да, вполне. Но вы как бы обрисовали два пути, которые, в общем-то никто с этим не спорит…

Третий путь был в России.

Да, но мне интересен ваш вывод, о том, что люди говорят не о том, о чем нужно было говорить... Но говоря об этих двух путях, которые вы сравниваете, парижском и белградском, какой из этих путей вам ближе? Какое у вас отношение к этим двум путям?

Я бы сказал, что мне ближе парижский, потому что я довольно активно участвовал в молодежной работе в Западной Европе в последние десятилетия. Например, я участвовал активно в созыве Первого съезда православной молодежи в Западной Европе. Это было 30, нет больше, 45 лет тому назад. Причем в этом съезде участвовали представители всех юрисдикций.

То есть, этот съезд был «внеюрисдикционным»?

Да.Причем в нем участвовала действительно молодежь из всех юрисдикций.

Даже из Московского Патриархата?

Да, безусловно. Лосский из Парижа например. Они там активное участие принимали. Это была моя линия. Я согласен с владыкой (Иоанн Максимовичем), который говорил, что Евхаристия выше юрисдикции. С этой точки зрения можно не соглашаться, но во всяком случае эта позиция мне близка.

Владыка Василий (Родзянко) повторял эти слова, ссылаясь на святителя Иоанна. Вы упомянули о спорах о юрисдикции. Даже у отца Александра Шмемана была в 49-м году такая брошюра «Спор о церкви», где он полемизировал с отцом Михаилом Польским, потом с владыкой Нафанаилом. Вы говорите, то это все не о том. Но тогда, что будет о том?

О том – это слова владыки Иоанна Максимовича, что у нас евхаристия выше юрисдикции.

То есть, надо это признать и тогда у тебя будет другая перспектива на этот спор?

Я думаю, что это очень правильная мысль. Мы забываем, к сожалению, слишком часто о том, что основной догмат церкви – это ее единство. Это первое в определении символа веры – «во едину Святую…» Мы это часто забываем. Я помню даже по моему отцу, что в общем для него была только Русская церковь, а все остальное – это уже не то. Надо сказать, что моя жена гречанка, и это безусловно многое определило в моем понимании.

Мы забываем, к сожалению, слишком часто о том, что основной догмат церкви – это ее единство. Это первое в определении символа веры – «во едину Святую…»

Я перешел в Константинопольскую юрисдикцию из-за относительно простой вещи, потому что лет 50 назад мы были в Русской церкви, но бывали и в Греческой церкви тоже, причащаясь и тут и там. В силу этих всех юрисдикционных трудностей владыка Антоний (Бартошевич), который, кстати, был здесь, он вдруг запретил нам причащаться в Греческой церкви. Для нас это была немыслимая вещь ведь это церковь моей жены. Мне было сказано, «ты не можешь там причащаться». То есть, положение было такое, что она могла там причащаться, а я мог причащаться в Русской церкви.

А связано это было со временем владыки Филарета? То есть, когда пришел владыка Филарет началось такое ужесточение.

Верно. Тогда мы решили сделать так, что мы будем как бы прихожанами Греческой церкви, но будем ходить и в Русскую. Если тут нам нельзя причащаться, будет это делать там. Но надо сказать, что там мы начали работу с французской группой, которая очень хорошо развилась, и приход в Шамбези у нас существует уже 50 лет. Вот сегодня мы служили. Мы служим литургию каждое воскресенье. У нас там крипта и мы служим по-французски. Я вообще сторонник того, чтобы была возможность служить на понятных языках, не заменяя этим ни в коем случае всего. Из моего опыта в частности в России я убедился, что люди не понимают славянский язык или понимают превратно. Но это отдельная тема. Я считаю, что к этой теме надо отнестись очень осторожно и спокойно. То есть, это не должна быть какая-то гражданская война. Причем во французской Швейцарии сейчас большинство, я бы сказал значительная часть православных приходов служит либо по-французски, либо на двух языках. Повторяю, я не делаю из этого какой-то гражданской войны. Наоборот, я считаю, что к этому надо относиться очень спокойно, и что постепенно… Насколько я знаю, в греческих приходах в Америке служат в основном по-английски, нет?

Владыка Антоний Женевский имеет репутацию скажу так достаточно открытого архиерея в сравнении с другими в Русской Зарубежной Церкви, и ему попадало за то, что он сослужил с экзархатом. Он был гораздо как бы более широко мыслящий чем другие. Но при этом ваша история немножко этому противоречит. Или нет? Зачем прихожанину нужно запрещать? Тем более смешанный брак. Как-то это не вяжется с его образом.

Знаете, я думаю, что тут было сложное положение, потому что в приходе был греческий священник старостильник (о. Василий Саккас – п. А.П.) и он страшно агитировал против. Как-то на литургии он нам, не мне лично, отказал в причастии, потому что мы причащались в Греческой церкви. Вот так. Но после этого накалилась страсти и видимо владыка Антоний решил как говорят в России «для ясности» замять это дело. Но я лично не мог этого принять. Очень спокойно он тогда это сказал, без всяких…

Он никак вам не объяснил свое решение?

Я отлично понимаю, что он чувствовал, что если он нам разрешит, то должен будет запретить этого священника. Если бы он его запретил, тот бы пожаловался в Cинод и Cинод бы его оправдал.

Но он не имел оснований его запрещать. То есть, только сделать ему какоето дисциплинарное внушение.

Слушайте, если священник публично отказывает в причастии прихожанам на том основании, что они… Я считаю…

В общем-то это не его право.

Как минимум надо было принять какую-то санкцию. Я думаю, что он решил, что если он примет эту санкцию, тот пожалуется в Cинод, который его оправдает. В общем он решил, что лучше замять это дело.

Он решил эту проблему за ваш счет.

Решил, да. В общем все это прошло относительно спокойно. Мне даже мой отец посоветовал тогда причащаться в греческой церкви и в таком случае все будет хорошо. И мы никаких споров тогда не устраивали. Все прошло относительно спокойно. У нас в общем-то нормальные отношения с Русской церковью. Здесь есть два прихода: московский и зарубежный.

Интересно было бы узнать о вашем родителе отце Игоре. Я о нем практически ничего не знаю. Какая его точка зрения на эти изменения курса РПЦЗ при владыке Филарете, на самоизоляцию и истинное Православие? Это как бы продолжение белградской классической модели о которой Вы упоминали? Как Ваш отец к этому всему этому относился?

Видите ли, в Белграде не было конкретных местных проблем. Там не было других юрисдикций, а с Сербской церковью были хорошие отношения, особенно с руководством. И в общем эта проблематика их обходила. Другое дело, что там было очень сильное антисергианское настроение. Очень сильное. Мой отец говорил, что Московская патриархия – это не Русская церковь. С чем я не могу согласиться. Попав на Запад, он почувствовал, что, может быть, не все так просто.

В Белграде не было юрисикционных проблем, а с Сербской церковью были хорошие отношения, особенно с руководством.

А почему Запад сыграл тут роль?

Потому что в Белграде не было этих юрисдикционных вопросов. Их не было. Мы жили в сербской среде, было полноценное общение с ними, все было. А тут… Скажем, в Лозанне была греческая церковь. Я венчался в греческой церкви, но меня венчал владыка Леонтий. Это младший брат Антония. В общем поначалу все было довольно просто. Я всегда воспринимал, что в общем-то мы единая церковь. Могут быть разные тенденции, могут быть сложности, но мы единая церковь. Но на Западе он почувствовал, что все-таки, скажем так, Парижскую юрисдикцию нельзя обойти. Потом тут появились московские священники и с ними тоже у меня бывали контакты. И затем, когда я жил в России, я немного был знаком с патриархом Алексием и консультировал его как юрист, еще до воссоединения. И у нас были нормальные отношения. Я даже был там знаком с будущим патриархом Кириллом в бытность его в Женеве. Но меньше чем с патриархом Алексием. Мы с женой ходили в Москве церковь к о. Сергию Киселеву, причащались там. А Митрофанова вы, наверное, знаете?

Да, отца Георгия знаю.

Вы читали его последнюю книгу «История Русской церкви»? Она очень хорошо написана.

Помоему, это его лекции?

Это на основании его лекций. Вышли года два тому назад. Я ее прочел недавно. Она написана объективно, довольно критически по отношению к митрополиту Сергию, но в то же время он как бы не отрицает митрополита Сергия.

Да, понимаю.

Скажем, для моего отца Сергий – это вообще! Понимаете? Я далеко не уверен, что это так просто было. Я думаю, что если бы я жил в России, я бы скорее всего ходил в официальную Церковь. Бог ведает митрополита Сергия. Но чтоб так вот судить его…?!

Это честно.

Не забудьте, что владыка Анастасий как то писал Гитлеру стая его в пример того, каким должен быть государственный деятель.

Ну да, он его благодарил за собор в Берлине в 38-м году.

Нет, я говорю, что митрополита Сергия можно понять. Не знаю, я бы его не судил так огульно, хотя я абсолютно не сергианец. Никак. Но… Так что в эмиграции были различные течения. Я думаю, что отец Александр Шмеман внес очень интересную струю. Причем у него тоже интересно. Не знаю, читали ли вы его статьи о русской литературе?

Вот эту новую книгу, которая сейчас вышла?

Она уже вышла?

В прошлом году дом Русского Зарубежья издал его беседы на Радио Свобода в 1970-1971 гг. по названием «Основы русской культуры». Наш декан Николай Юрьевич Шидловский очень этим проникся. Я читал его дневники и остался под большим положительным впечатлением.

Его Дневники интересно читать, причем его можно читать в любое время. Откроешь, прочтешь с десяток страниц…

Смотрите, в дневниках он тоже упоминает, что в 40-м году провел лето в Белграде.

Не в 40-м, а в 39-м.

В 39-м году. Я встречал Марию Александровну Йордан и ее брата отца Владимира Шишкова.

Это мои кузены.

Но понимаете, мне интересна именно Русская Зарубежная Церковь… Я к отцу Александру Шмеману положительно отношусь, с уважением, но мне он интересен через тот объект, который я изучаю, а именно через Русскую Зарубежную Церковь. Я увидел, что он всегда ее признавал. Он никогда не говорил, что Русская зарубежная церковь это не церковь. Когда митрополит Евлогий покинул Собор…

О. Александр был менее резким, чем мой отец. Мой отец говорил «‎Московский патриарх – это не русская церковь».

Когда митрополит Евлогий покинул Архиерейский собор в 26-м году, его запретили. Следующий момент был – как-то показать людям, что произошло. И наш Собор принял решение, что евлагианские таинства – безблагодатные. У нас был в Джорданвилле отец Киприан (Пыжов).

Я его знал.

Который был тогда молодым человеком в Ницце.

Я его знал. Иконописец.

Его духовником был отец Александр Ельчанинов. Монах Вениамин (Гомартели) рассказывал мне, что первая встреча у отца Киприана с Зарубежной церковью состоялась таким образом, что привезли в Ниццу КурскоКоренную икону и ее хранитель, не помню кто тогда был, сказал его духовнику отцу Александру снять епитрахиль, потому что считал, что он запрещенный. Вот такая риторика была внесена. Поэтому с одной стороны владыка Иоанн говорил, что Евхаристия выше юрисдикции, а с другой стороны людям предлагали такую точку зрения. И только в 35-м году, когда митрополит Евлогий приехал в Белград, произошло примирение, сняли эти запрещения, слава Богу, и эта тема закрылась. Но вот у отца Александра Шмеманна я не встречаю такого. Он переживает, что Зарубежная церковь не понимает их путь. Он дискутирует, но он никогда не употреблял такую риторику, что это де Карловацкий раскол, что это что-то не душевно полезное. Мне интересно, приходилось ли вам в этом аспекте с ним общаться насчет Зарубежной церкви.

Слушайте, он конечно относился к ней критически, но я бы сказал критически немножко по другим линиям. Он придавал огромное значение единству православной церкви и считал, что Зарубежная церковь, Русская церковь и, может быть, даже Греческая церковь как таковые придают слишком большое значение национальному фактору. Это можно выразить примерно следующим образом: как может быть праздник русских святых? Почему праздновать отдельно русских святых? Я тут утрирую, но вы понимаете. Этого он мне не говорил, но это я так пытаюсь резюмировать. Церковь одна, хотя там и русские, греки, сербы и так далее. И действительно, положение сейчас ужасное. Вы это видите в Америке. Я это вижу в Женеве, где 10 православных приходов. Причем фактически здесь сколько всего юрисдикций? Восемь. Причем эти люди не то что враждуют – это было бы еще неплохо. Они игнорируют друг друга. А вообще они не против друг друга. Там есть сербы, греки, болгары. Но вот там где мы, там хотя бы 4 прихода: греческий французский, румынский и иногда служат грузины. Это все-таки какое-то уже начало чего-то такого.

То есть, вашим приходом пользуются разные общины. Это имеется в виду?

Там три храма, и вот грузины служат в нашей крипте по субботам, потому что к ним приезжает то ли их епископ, то ли священник из Брюсселя. Они служат там раз в месяц. Греки, румыны и мы служим регулярно. Но это все-таки какое-то начало. Вот когда был например этот, упомянутый мной, съезд молодежи, я принимал в нем очень активное участие и он очень хорошо прошел, заметьте. Более того, тогда были сделаны шаги, чтобы можно было причащаться вместе. И поскольку зарубежники не могли причащаться, то служил один греческий священник на всех. Было так решено, что будет служить один греческий священник и тогда все смогут причащаться, потому что все его признают. Но потом это вызвало массу нареканий. Это была всегда моя линия, что как говорит владыка Иоанн евхаристия выше юрисдикции. Конечно выше.

А вы помните владыку Иоанна?

Помню. У меня был с ним скандальный случай. Мне было лет семь. Я был с дедушкой. Встретил в русской церкви владыку и он меня спросил как меня зовут. Я сказал. А как твоя фамилия? А я не помню. Почему-то дедушка страшно возмутился потом: «Ну как владыке так, нехорошо!». Он считал высшим оскорблением, что я не сказал епископу, что как я мог, что это безобразие. Он был очень благочестивый и считал, что таких вещей нельзя делать. Это было. Потом я его видел последний раз как ни странно в облачении католического епископа.

В общем церковь для меня мальчишки сводилась к тому, что надо как-то куда-то повернуться. Туда повернуться, сюда повернуться.

Это было лет 50 назад. Он был в Париже и пошел к Евграфу Ковалевскому и служил в облачении с таким католическим посохом. В общем-то это все. Но было интересно. Потом помню, что Ковалевский очень хорошо проповедовал. Я вышел под сильным впечатлением его проповеди. Не помню, о чем он говорил, но он видимо был человек с даром речи. Это последний раз, когда я его видел. Нет, не правда. Я его потом видел в Нью-Йорке в 62-м году, когда был какой-то Архиерейский собор. Мы ходили часто на Парк-авеню и он тогда проповедовал. Он возглавлял богослужение. Я его редко видел в жизни, в Белграде, Нью-Йорке. И последний раз я его видел там.

Белград, Женева и Москва («К русским людям у меня покровительственного отношения не было»)

А какаято память о Белграде у вас сохранилась?

Я вам скажу, что я прожил в Белграде около 12 лет. Мы уехали осенью 44-го года. Мы все воспринимали так как будто так оно должно и быть. Белград был для нас естественной средой – была русская церковь, я учился в русской школе, русской гимназии, только начал русскую гимназию. Все это было так, так все жили. Но настроение было очень националистическое. Я бы сказал, пронемецкое. Не только в церкви, но и в эмиграции оно было пронемецкое. Причем вот эта фраза владыки Анастасия, в адресе Гитлеру, что вы пример того каким должен быть государственный деятель – это не случайно. Он полагал, что это правильный путь, что это борьба с «жидомасонством», с эксцессами демократии, этот национализм. Это была линия Ивана Ильина в свое время. Вначале. Что касается самой церкви, то осталась память об обрядолюбии. В церкви очень огромное значение придавали орлецу. Я был посошником. Помню как-то раз прошелся через орлец и дьякон сказал, чтобы в следующий раз этого не делать. Это было такое… В общем церковь для меня мальчишки сводилась к тому, что надо как-то куда-то повернуться. Туда повернуться, сюда повернуться. Понимаете? «Как ты мог не сказать епископу как тебя зовут? Господи, какой ужас!».

Интересно. При том, что в сербском православии этого совершенно не понимают. В Джорданвилле тоже это было. Я сегодня вспоминал, что владыка Лавр вышел как-то на полиелей, там должно быть деликатное архиерейское кадильце, а ему дали в руки этакую бомбу. И мы с другим иподиаконом-монахом Исаакием получили 12 земных поклонов. По-моему, для сербов такое немыслимо.

У греков тоже. В греческой церкви епископа облачают в алтаре, дьякон помогает. И раз в году почему-то на пасхальную вечерню в первый день его облачают в архиерейском доме, который находится рядом с церковью. Он оттуда идет в полном облачении. По-моему, орлеца в Греческой церкви больше вообще нет. Я еще застал. Причем у них орлец такой большой, как этот ковер. И его кладут по уставу перед новопоставленным епископом, которого ставят на этот орлец. Больше он этого орлеца никогда не увидит. Нет, я считаю, что можно было бы обойтись одним орлецом. Потому что все эти вещи – как то не так прошел, надо было убрать, не с той стороны… А если там три епископа служат, так…

Итак, я думаю, что в Белграде формализм, конечно, играл большую роль, но повторюсь, что эмиграция была в смятении. В 20-е и 30-е годы люди толком не понимали, что произошло, и очень многие считали, что все это очень быстро кончится. Я помню как во время войны мой дед страшно возмутился, что какой-то русский купил себе дом в Белграде. Помню, отец сказал, что как можно покупать дом, ведь Христос сказал же, что, где твое сокровище, там и сердце твое? Значит, если он здесь покупает, то собирается оставаться в Белграде. Это было во время войны. Во время войны я был довольно активным членом НТС. Вы знаете, что такое НТС? Представляете себе?

Тогда это был еще Национально Трудовой Союз Нового Поколения (НТСНП). Новопоколенцы.

Верно. Между прочим, мой отец был одним из основателей.

Скажите, а ваш отец оставался монархистом?

Я бы сказал, что он был умеренным монархистом. Не думаю, что он считал, что надо обязательно восстанавливать монархию, и что ее вообще можно восстановить. Я бы сказал, что он относился с почтением к монархической истории России, к Николаю II, но он не был заядлым монархистом. Он не считал что…

Что это единственное политическое решение для России?

 Да. И что это обязательно такая религиозная…

Как владыка Антоний (Храповицкий), который считал, что это часть православного мировоззрения?

Да, да.

Т.е., если ты христианин и ты не монархист, то это в общемто какоето противоречие.

Было много споров на эти темы. Причем были разные монархисты, были легитимисты, и так далее. Вообще, поверьте мне, тем для разговоров хватало. Я не знаю, что сейчас происходит в России, и к чему все идет. С моей точки зрения, там сейчас монархия.

В 4-ом номере Посева за этот года Алексей Вовк опубликовал письмо Бориса Александровича Никольского Ивану Александровичу Ильину по поводу ситуации в Крестовоздвиженском храм в Женеве на начало 45 г. Письмо реагирует на участие митрополита Анастасия в создание Комитета освобождения народов России в Берлине в 44 г. Вы знакомы с этой публикацией «События пошли такие, что отозваться на них нельзя?» Автор находит что история скорее оправдает иерархов на родине чем за рубежом.

Да это письмо о том, что непонятно, что делать в приходе, потому что они получили относительно недавно послание от владыки Анастасия, о том, что… Может быть, вы помните Собор в Вене…

В 43-м году было совещание.

Так вот, в резолюции, которую за подписью владыки Анастасия разослали приходом говорилось, об «Установление молений о помощи Божией для освобождения Родины от большевицко-коммунистического ига». И здесь был такой отец Сергий Орлов. Он был еще старой закалки и пользовался огромным уважением. Вот он отказался оглашать это послание. Здесь в Швейцарии трудно было такое послание огласить, потому что Швейцария занимала как минимум нейтральную позицию и в общем-то относилась довольно враждебно к Гитлеру. Они боялись что Гитлер их захватит, так что не питали к нему особенно теплых чувств. Но он отказался читать, оглашать послание. В связи с этим были всякие волнения, а в конце войны произошло то, что зарубежный епископ от которого зависела Женева, митрополит Серафим (Лукьянов) из Парижа перешел в Московскую патриархию в 45-м году. Так вот, он написал отцу Леонтию (Бартошевичу), который тогда был уже настоятелем после смерти отца Сергия, письмо, что впредь надо поминать патриарха Московского. И о. Леонтий начал поминать патриарха Московского просто потому, что его епископ сказал, что надо поминать патриарха Московского. И тут появилось братство Иова Почаевского с отцом Серафимом (Ивановым), который, по-моему, потом стал настоятелем Джорданвилля. Это все было видимо весной 45-го года, вот эти события. А тот был страшный антимосквич. И значит заявил Леонтию, что это безобразие, как можно поминать патриарха Московского? Но о. Леонтий довольно справедливо ему ответил, что его епископ дал ему совершенно определенное указания: «а я не могу служить без епископа». В чем он может быть был прав. Тогда они сделали интересную вещь – они связались по телефону с владыкой Виталием (Максименко) в Нью-Йорке и попросили его временно принять Женеву под свой омофор. Владыка Виталий очень колебался, потому что принять женевский приход под нью-йоркский омофор – это антиканонический акт. Но в итоге согласился, сказав, что условно готов временно принять. После этого это братство осело здесь в Женеве, по-моему, на года полтора. Я знаю то, что мы с папой приехали на виллу где находилась братия Преп. Иова Почаевского и это было летом 45-го года. Это было не раньше августа. Сюда приехал владыка Анастасий в сентябре 45-го года. Я даже точно могу сказать, когда он приехал, потому что его первое богослужение было на воздвижении креста, а здесь собор крестовоздвиженский. Тогда он не был еще собором. Я был на этом богослужении, прислуживал ему как посошник, потому я уверено могу сказать, что он впервые здесь служил на крестовоздвижении в 45-м году. И тогда все это утряслось. Тогда рукоположили западноевропейским правящим владыку Нафанаила и все вошло в некую зарубежную норму.

Понятно. А что насчет разных представителей эмиграции? Как вам встреча между представителями эмиграции ваших родителей и вас и новыми представителями? Я думаю, что это были такие достаточно болезненные встречи между носителями разных культур.

Да, конечно, когда нахлынула война, это было сложно, потому что для моих родителей это была совершенно другая Россия. В общем я бы сказал, что они находили общий язык и как-то не было трений на этой почве. Но конечно отношения… Причем публика была часто не очень культурная. Но постепенно как-то все это… Должен сказать, что я лично прожил 14 лет в России, работал там, у нас там офис, и у меня там были идеальные отношения с русскими.

Это интересный такой выход нашей беседы на Россию. Вы здесь прожили большую часть своей жизни, работали в России. К какому миру вы принадлежите?

Безусловно к обоим мирам. И в России я чувствовал себя прекрасно. У меня там была масса знакомых и у меня никогда не было ощущения, что это какие-то совсем другие русские. Ну они были другие, но в общем…

То есть, у вас не было покровительственного отношения к ним?

Нет. У моей жены там как ни странно были совершенно идеальные отношения, поскольку она не русская, но ее там обожали и до сих пор ей все время звонят из Москвы. Вообще в Москву я летал сто раз. Я знаю, потому что когда я последний раз брал себе русскую визу, там была графа, о том сколько раз вы бывали в России. Я ответил, что около ста раз. Так что я там очень много вертелся. У меня была целая команда юристов. В общем у меня очень хорошие отношения.

Беседовал диакон Андрей Псарев

 

ДОБАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.